Мозырь

Из акта передачи в музей части клада следует, что он “…найден в марте 1961 года учеником 7-го класса Зуевым во время копания огорода”. Калинковичский клад считается одной из крупнейших находок медных солидов Яна II. К сожалению, лишь небольшая часть монетных кладов доходит до музеев. Многие из них попросту разворовываются или выбрасываются как не представляющие ценности. Вот и в Мозырском краеведческом музее сохранилась лишь небольшая часть клада — 99 монет.

Шелеги, талеры, злотые

Об обстоятельствах, побудивших владельцев клада схоронить его, теперь можно только строить версии. Во времена Великого княжества Литовского полесские земли сильно страдали от татарских набегов. Затем были казацкие войны и страшная война с Московской державой, после которой население Беларуси сократилось вдвое. Предположения калинковичского краеведа Владимира Лякина, однако, с большой долей вероятности можно считать достаточно близкими к истине. В одном из своих исторических очерков он рассказывает, как в середине XVII века к Мозырю и Речице пришла война — народ заодно с казаками Богдана Хмельницкого восстал против польских панов. Войско гетмана Януша Радзивилла в отместку сожгло мозырский замок, перебив всех его защитников. Небольшое полесское село Каленковичи тогда уцелело. Туда переселился и перешел служить в здешнюю маленькую деревянную часовню священник сгоревшего мозырского Свято-Никольского храма, принесший с собой чудотворную икону Святителя Николая. На сходе каленковичане постановили построить в селе для иконы новый храм, и начали собирать деньги, шелег к шелегу. Эту медную монетку с гербом “Погоня”, равную 1/3 гроша, 1/90 злотого и 1/630 талера крестьянин мог заработать тяжелым трудом. Наконец сумма, необходимая для постройки новой церкви, была собрана и хранилась в доме старосты.

Однако свершиться планам было не суждено, в сентябрьский день 1654 года беда пришла в село. Идущие от Турова разбойные казаки заставили каленковичан спешно покинуть дома, забрав наиболее ценные пожитки и скотину. Но, свернув с главной дороги на проселочную, люди увидели, как горела близкая деревня Антоновка, дорога была уже перехвачена. Направив людей в гущу леса, староста и священник ссыпали казну в мешок из грубого полотна и быстро закопали его у приметной сосны, на берегу безымянного ручья. За своими сбережениями они уже не вернулись, очевидно, погибли. В одном из документов проходившего спустя несколько лет сойма ВКЛ было сказано, что Мозырский повет “…снесен целиком, ни податей давать, ни посполитым решением служить не может”.

 Вот так находка!

Развязка этой очень давней, почти детективной истории известна в деталях, о которых поведал сам удачливый кладоискатель. Без особой надежды взялась разыскать его в Калинковичах — как-никак полсотни лет прошло. Но мне повезло. Набрав номер телефона, полученный в справочной службе, слышу в трубке бодрый голос: “Да, это я, Зуев Валерий Тихонович. Вам повезло застать меня дома: весь в делах по хозяйству, но сейчас у меня как раз послеобеденная сиеста”. После долгих уговоров он соглашается встретиться с корреспондентом и даже показать место, где когда-то с другом Гришей Шульманом нашел клад.

— Мне тогда было тринадцать лет, Гриша — на год старше. Было у нас увлечение — резьба по дереву. Вот и отправились на мебельную фабрику разжиться кусками фанеры. Кратчайший путь туда — вдоль обмелевшей речушки. Зима была на редкость морозная. Песчаный обрыв над ручьем раскололся, и пласт замерзшего песка упал на лед. Я заметил на песке пятно нехарактерного зеленого цвета. Точно такое пятно было и на месте раскола со стороны обрыва. В песке виднелись какие-то зеленые кружочки. Очистил от земли один и увидел, что это монетка с изображением всадника на коне. На других — голова в шлеме с перьями. Покопавшись в земле, нашли еще много монет.

— И как глубоко был зарыт клад?

— Не более чем на полметра. Тут же нашли полуразвалившийся от времени промасленный мешок, из которого тоже сыпались монеты. Набрали их полные горсти и принесли в школу. В учительской были завуч Ефим Матвеевич Фарберов и преподаватель истории Евгения Иосифовна Горелик. Они резонно предположили, что монеты подлинные и, возможно, представляют историческую ценность. Несколько штук очистили кислотным раствором. Дав в помощь старшеклассника, завуч отправил нас за оставшейся частью клада. А была она немалая и по количеству, и по весу — килограммов под двадцать. Вдвоем мы с трудом несли ведро.

Находку отправили в Москву, оттуда — в Ленинград, в нумизматический отдел одного из музеев. Там монеты отреставрировали, исследовали и, в соответствии с законом, вернули обратно для хранения в музее по месту, где они были найдены. Как теперь помню, прибыл клад в пергаментных пакетиках с указанием количества монет и года чеканки. На одном из пакетиков была надпись: “Фальшивые”. Их набралось несколько десятков. Надо же! И в те годы, оказывается, процветало фальшивомонетничество. Поскольку краеведческого музея в нашем районе в то время не было, решили сдать большую часть клада в Мозырский краеведческий музей, а меньшую оставить для музея СШ № 2, который планировалось открыть в скором времени. Однако школьный музей так и не был создан, а предназначенные для него более 500 монет потерялись.

 — Находка не подтолкнула вас к целенаправленному поиску других кладов?

— Нет. Я человек не азартный. Даже лотереи не покупаю — не верю в выигрыш. Всю жизнь занимался серьезным делом. Окончил машиностроительный техникум, политехнический институт, работал на автопредприятиях Минска и Нижневартовска — механиком, главным механиком. После распада СССР вернулся в Калинковичи.

— А как же другие, кто был причастен к редкой находке?

— Бывший завуч Ефим Матвеевич Фарберов проживает сейчас в США, мой школьный друг Гриша Шульман — в Израиле. Лет двадцать назад виделись с ним, приезжал в гости. Я и доллар тогда впервые увидел, Гриша подарил долларовую купюру как сувенир.